Никогда в жизни Элвин не мог ожидать, что ему суждено столкнуться с чем-либо столь же необычайным, как этот беззвучный разговор. Трудно было смириться с необходимостью играть в нем не более, чем пассивную роль, ибо он не хотел признаваться даже самому себе, что ум Хилвара в некоторых отношениях далеко превосходит его собственный. Он мог лишь ждать и поражаться, ошеломленный потоком мыслей, ускользающих за пределы его постижения.

Наконец, Хилвар, очень бледный и напряженный, прервал контакт и обратился к своему другу.

— Элвин, — сказал он измученным голосом. — Здесь что-то странное. Я ничего не понимаю.

Это заявление несколько восстановило самооценку Элвина, и его чувства, должно быть, отразились на лице, поскольку Хилвар вдруг дружелюбно рассмеялся.

— Я не могу выяснить, что такое этот… Ванамонд, — продолжал он. — Это существо с грандиозными познаниями, но интеллект его кажется совсем маленьким. Конечно, — добавил он,

— его разум может быть столь отдаленного порядка, что мы не сможем его понять — но почему-то подобное объяснение мне не кажется правильным.

— Но что же ты узнал? — нетерпеливо спросил Элвин. — Известно ли ему что-либо о Семи Солнцах?

Мысли Хилвара все еще были далеко.

— Они были созданы многими расами, в том числе и нашей, — сказал он уклончиво. — Ванамонд может сообщать мне подобные факты, но, по-видимому, не понимает их смысла. Полагаю, что он знает о прошлом, но не в состоянии интерпретировать его. В его сознании просто свалено в кучу все, что когда-либо происходило.

На секунду он остановился в задумчивости, затем лицо его просветлело.

— Сделать можно только одно: так или иначе мы должны доставить Ванамонда на Землю, чтобы наши философы могли изучить его.

— Будет ли это безопасно? — спросил Элвин.

— Да, — ответил Хилвар, отметив в уме всю нехарактерность этой реплики для его друга. — Ванамонд настроен дружелюбно. Более того, он кажется, в сущности, почти нежным.

И совершенно внезапно Элвина поразила мысль, все это время бродившая по периферии его сознания. Он вспомнил Крифа и всех прочих маленьких зверушек, которые постоянно убегали, вызывая беспокойство и тревогу у друзей Хилвара. И он припомнил

— казалось, как давно это было! — зоологические цели, стоявшие перед их экспедицией в Шалмирану.

Хилвар нашел себе нового любимца.

22

Насколько невообразимым, раздумывал Джезерак, показалось бы это совещание еще каких-нибудь несколько дней назад. Шестеро гостей из Лиса сидели напротив Совета, вдоль стола, размещенного у открытого конца подковы. Комизм ситуации заключался в том, что не так давно здесь же стоял Элвин и слушал постановление Совета об изоляции Диаспара от внешнего мира. Теперь мир мстительно обрушился на Совет — и не только мир, а вся Вселенная.

Совет и сам уже изменился. Не менее пяти его членов отсутствовали. Они оказались не в состоянии принять на себя неожиданно возникшие обязанности и проблемы и предпочли отправиться вслед за Хедроном. Вот доказательство провала Диаспара, подумал Джезерак, слишком уж многие из его граждан выказали неспособность встретить первый за миллионы лет реальный вызов. Целые тысячи уже бежали в краткое забвение Банков Памяти, надеясь, что к моменту их пробуждения кризис будет позади и Диаспар вернется к прежнему, знакомому состоянию. Они будут разочарованы.

Джезерака кооптировали на одно из вакантных мест в Совете. Хотя на него, как наставника Элвина, и падала определенная тень, необходимость в участии Джезерака казалась совершенно очевидной, и никто не предлагал обойтись без него. Он сидел у края подковообразного стола: это положение давало ему определенные преимущества. Он мог не только изучать гостей в профиль, но и видеть лица коллег-советников — а выражение их физиономий было достаточно поучительным.

Элвин, без сомнения, был прав, и Совет медленно постигал неприятную истину. Делегаты Лиса умели мыслить куда быстрее, чем лучшие умы Диаспара. Их преимущество заключалось не только в этом: они также проявляли необычайную согласованность, что, по догадке Джезерака, являлось следствием их телепатических возможностей. Интересно, читали ли они мысли членов Совета; впрочем, вряд ли они пошли бы на нарушение торжественного обещания, без которого эта встреча стала бы невозможной.

Джезерак не казалось, что переговоры ведут к успеху; по правде говоря, он и не видел путей его достижения. Совет, едва признавший существование Лиса, был, вероятно, пока не в состоянии понять происходящее. К тому же Совет был откровенно напуган — впрочем, насколько мог судить Джезерак, то же относилось и к гостям, которым, правда, удалось лучше скрыть это обстоятельство.

Что касается самого Джезерака, то, вопреки собственным ожиданиям, он сумел побороть свой страх. Что-то от безрассудства — а может быть, храбрости? — Элвина проникло и в его мировоззрение, открыв новые горизонты. Он не верил, что сам сможет выйти за пределы Диаспара, но уже понимал импульс, побудивший Элвина совершить это.

Вопрос Президента застал его врасплох, но Джезерак быстро овладел собой.

— Я думаю, — сказал он, — что лишь по чистой случайности подобная ситуация никогда не возникала ранее. Мы знаем, что в создании четырнадцати предыдущих Уникумов был определенный план. Этот план, как я полагаю, заключался в стремлении добиться того, чтобы взаимная изоляция Лиса и Диаспара не была вечной. Элвин позаботился об этом, но он совершил также нечто, по-видимому, не предусмотренное, первоначальным планом. Может ли Центральный Компьютер подтвердить сказанное?

Безличный голос ответил мгновенно.

— Советнику известно, что я не могу комментировать инструкции, данные мне моими создателями.

Джезерак принял этот мягкий выговор.

— Какова бы ни была их причина, фактов мы отрицать не можем. Элвин ушел в космос. Когда он вернется, вы можете попытаться удержать его от нового ухода, — хотя я сомневаюсь, что вы преуспеете в этом, ибо тогда он, вероятно, будет знать слишком много. Если же произойдет то, чего вы боитесь, никто из нас не будет в состоянии что-либо предпринять. Земля совершенно беззащитна — но в этом отношении за миллионы веков ничего не изменилось.

Джезерак остановился и окинул столы взглядом. Его слова ни в ком не вызвали радости, да он и не ожидал иного.

— И все же я не вижу причин для тревоги. Земля сейчас находится не в большей опасности, чем раньше. Почему двое в одном маленьком звездолете должны вновь навлечь на нас гнев Пришельцев? Говоря начистоту, Пришельцы могли уничтожить наш мир еще много веков назад.

Наступило неодобрительное молчание. Это была ересь — и в прежние времена сам Джезерак осудил бы эти слова как ересь.

Мрачно нахмурившись, Президент сказал:

— Разве в легенде не утверждается, что Пришельцы согласились пощадить Землю только при условии, что Человек никогда более не выйдет в космос? И разве мы не нарушили это условие?

— О да, легенда, — сказал Джезерак. — Мы многое принимали без размышлений, в том числе и это. Однако сказанному нет никаких доказательств. Трудно поверить, чтобы столь важное обстоятельство не было бы вписано в память Центрального Компьютера — но он ничего не знает об этом пакте. Правда, я спрашивал его лишь через информационные машины. Совет может задать вопрос прямо.

Джезерак не видел необходимости рисковать и нарываться на второе предупреждение в попытке еще раз вступить на запретную территорию. Он ждал ответа Президента.

Но ответ не был произнесен: в эту самую секунду гости из Лиса внезапно вскочили с кресел, а их лица застыли, выражая одновременно недоверчивость и беспокойство. Они будто слушали какой-то отдаленный голос, шептавший новую весть.

Советники ждали, и по мере продолжения этого безмолвного разговора их опасения росли с каждой минутой. Наконец, глава делегации стряхнул с себя оцепенение и извиняющимся тоном обратился к Президенту.

— Мы только что получили очень странные и тревожные новости из Лиса, — сказал он.